Открывается дверь кабинета. С некоторой суетой и возбуждённостью, слегка запыхавшись, входит молодой человек лет тридцати.
За столом сидит мужчина в белом халате и заполняет журнал. Ему немногим больше, чем за тридцать.

— Здравствуйте, доктор.
Мужчина перестаёт писать. Что-то в голосе и в интонации слышится ему привлекательным. Нечто созвучное с ним самим. Он оставляет записи. Бросает над очками взгляд на вошедшего.
— Здравствуйте.
Молодой человек делает пару шагов вглубь кабинета и подходит к окну. Смотрит куда-то вдаль, сквозь дома, сквозь деревья, сквозь людей, куда-то очень-очень далеко. Чуть спокойней, доверительней, но, ещё с лёгким возбуждением, начинает сначала.
— Здравствуйте, доктор. Кажется, у меня перкуссия.
Мужчина не ошибся, он узнал, что его привлекло в услышанном — уверенная отчаянность. Его сию же секунду насквозь пронзила эта интонация. Она отличная от всех остальных, особенная. Мужчина встал из-за стола, подошёл к окну и встал рядом с молодым человеком. Тоже посмотрел туда, сквозь. Эта интонация. Это то, что он не раз слышал внутри себя, когда влюблялся. Он глубоко вздохнул, тепло улыбнулся сам себе и спокойно продолжил беседу.
— Что вы имеете в виду?
— Я всё время хочу стучать?
— Всегда?
— Когда слышу музыку.
— А когда не слышите?
— Кажется, что всё время слышу.
— Так-так… Ну, всё понятно. Вам к нам, да.
— А…
— Ничего-ничего, переодевайтесь. Будете жить на втором этаже, в левом крыле. У нас там перкуссионисты.
— А как же…
— Можете смело идти переодеваться.
— Но я вроде как хотел…
— И это, кстати, удобно. Это соседнее крыло со струнщиками. Сможете в гости ходить друг к другу, когда захотите. Духовые мы пока переселили в пристройку, от всех подальше. Они, конечно, милые ребята, но сколько шуму, сколько шуму.

Молодой человек, к суете и возбуждению которого, добавилась ещё и растерянность, слегка счастливый уходит.
Мужчина продолжает стоять и смотреть в окно. Он вспоминает и перебирает в голове картинки собственной жизни. Те моменты, когда во что-либо или в кого-либо так же сильно влюблялся.