DEAD MAN TALKING
[NME, 18th January 1997. Words: Keith Cameron]

РАССКАЗ МЕРТВЕЦА

Наверху в гостиной студии Эбби Роуд человек, присевший на краю большого черного дивана, пристально смотрит на изображение в телеэкране. На картинке вид сверху: человек извивается на кровати словно в каком-то припадке. Кричащие, нереальные цвета.

Человек на диване начинает покачивать головой и двигать корпусом в такт звуковой дорожке — зловещие электро-биты пытаются заглушить поток навязчивого синтетического шума. И на фоне всего этого мужской голос, будто превозмогая боль, выплевывает слова в такт движениям человека на кровати:

«Оставь меня, я просто псих, в моей постели — все грехи, их не вместит рассудок твой. Пойми, мне нужен лишь покой…»

Человек на диване закуривает сигарету, держа ее кончиками пальцев с аккуратным маникюром, и возобновляет свои покачивания в такт музыке. Изображение на экране разворачивается, пульсирует, словно выдержки из ночного кошмара:

«Порочные желанья преследуют меня, и никакие средства не могут их унять…» (перевод мой)

Человек на экране произносит слова песни. Человек на диване кивает с явным сочувствием. И все это — Дэвид Гаан, 34-х лет от роду, отец Джека, бывший муж Джоан и Терезы, вокалист Депеш Мод — все еще живущий, дышащий и полностью оплативший свои членские взносы представитель человеческой расы.

И все же.

Клип ‘Barrel of a Gun’, снятый для нового сингла Depeche Mode, заканчивается.

Ты видел «На игле», Дэйв?

«Пару раз, когда я употреблял наркотики и когда уже был чист, — Дэйв Гаан искренне улыбается, отпивая из чашки превосходное студийное капуччино. — Я смотрел этот фильм недавно, и он показался мне действительно интересным, правдивым. Да, сцены, в которых они ширялись, очень взволновали меня! Я подумал, что это сильный фильм».

«Это так похоже на правду, когда Рэнтон тонет в ковре, а Мать-Настоятельница вытаскивает его обратно. Я хочу сказать, что прочувствовал это на себе, и видел, как это происходит с другими людьми. Это жизнь джанки. Когда люди умирают вокруг тебя, а ты просто отпихиваешь их. Ты чувствуешь себя полным дерьмом. Когда я впервые увидел этот фильм, я тут же пошел и укололся. Потом я сходил со своим другом — нашим менеджером Джонатаном, я пытался тогда оставаться чистым, но вышел и укололся опять. В последний раз я увидел все в другом свете. Это иллюзия. Она заканчивается».

За четверть мили от Эбби Роуд члены группы Энди Флетчер и Мартин Гор расправляются с обедом в ресторане Флетча и его жены. Уже почти час они только и говорят о том, как Депеш Мод вместе с продюсером Тимом Сименоном вообще удалось записать новый альбом. Все это время их вокалист переживал передозировки, попытку самоубийства, сердечный приступ, был арестован, и наконец, прошел курс лечения от героиновой зависимости, которая управляла его жизнью и влияла на группу, по меньшей мере, последние пять лет.

«Все было сделано в основном в Лондоне, — оживленно говорит Энди. — Мы начали в сентябре 95-го, потом шесть недель в Нью-Йорке прошлой весной, потом Тим приехал в Лос-Анджелес после… после шалостей Дэйва, — он начинает говорить быстрее. — Мы писали вокал Дэйва три или четыре недели, а затем вернулись и закончили здесь».

Мартин начинает трястись от смеха. «Это лучшее описание, какое я когда-либо слышал! — хихикает он. – Шалости Дэйва — ха-ха-ха!»

«Шалости» Дэйва были закрытой темой в Депеш Мод. Молчаливо признанной, но публично отрицаемой до тех пор, пока события не приняли столь угрожающий оборот, что даже все значительные средства, доступные чрезвычайно успешной рок-группе, стали бесполезны.

И только почти фатальная передозировка смеси героина и кокаина («speedball») прошлым летом, в конце концов, вернула Гаана к реальности. Его посещение LA Cedars Senai Medical Center год назад с диагнозом «рваные раны на запястьях вследствие порезов бритвенным лезвием» не было в соответствии с официальным заявлением попыткой самоубийства – всего лишь «несчастный случай на вечеринке у него дома». Но появившиеся фотографии Гаана с якобы неповрежденными руками были довольно пугающими.

Сегодня, однако, Дэйв не склонен лицемерить. Пока процесс записи сосредоточен этажом ниже в студии, освободившейся, когда Oasis сбежали от вездесущих лондонских таблоидов в деревню, он не употребляет ничего крепче кофе и Marlboro Medium, и продолжает обнажать детали своего падения. Осталась неделя до Рождества, он чист уже шесть с половиной месяцев.

«Теперь я могу говорить об этом и не притворяться, что ничего не случилось. Потому что это опасно для меня. Я не хочу ходить с проповедями о вреде наркотиков. Такие люди действительно бесят меня, и, если честно, все что они делают — это заменяют одну свою зависимость другой. Пусть это останется при мне. Единственное, чем я могу поделиться — это надежда для других людей, что они тоже могут изменить все к лучшему и излечиться. Все дело в том, что нужно захотеть этого».

Сам Дэйв Гаан признает, что все эти годы он хотел этого недостаточно, чтобы действительно это сделать. Его история полна неудачными попытками реабилитации, а также отчаянными призывами о помощи к друзьям в ЛА, которых становилось все меньше. Аманда де Кадене (Amanda de Cadenet) — одна из тех, кого он просил помочь ему сделать решающий шаг навстречу трезвости после того, как освободился из заключения по обвинению в хранении наркотиков.

Гаан тогда вернулся в Sunset Marquis Hotel — его излюбленное место для безнаказанных кутежей. Несмотря на то, что недавно его сердце остановилось на две минуты от передозировки, он все так же не видел альтернативы. Споря со своим менеджером о последних неприятностях, Дэйв обвинял во всем «каверзного дилера». Он настаивал, что если бы его постоянный поставщик из Беверли-Хиллс был на свободе, то ничего бы не произошло.

«Я выходил из тюрьмы и сразу попадал обратно, — говорит он. — Помню, Аманда зашла навестить меня в Marquis, и ее лицо все сказало. Она не могла видеть, что я опять в этом дерьме, ее глаза были полны слез. Когда она уходила, казалось, она прощалась со мной. Потом я пошел домой, помню, я сидел на диване, я только что ввел дозу, но ничего не происходило. Я не улетел, как это было раньше. И это уже давно было так. Это действительно стало чертовски очевидно».

На пределе отчаяния Гаан позвонил подружке в Нью-Йорк (вполне возможно, что это была Дженнифер – прим. перев.) и сказал, что хочет покончить с героином. Она тоже была в отчаянии, ответив, что не может больше быть с наркоманом.

«Я не мог больше так поступать с людьми. Я не хотел, чтобы мой сын вырос и удивился, почему его отец умер или убил себя. Поэтому я поднял телефонную трубку. Впервые за все эти годы, был ли я в клинике или я был под кайфом, я позвонил и сказал: ‘Мне нужна помощь, я хочу бросить. Что я должен делать?’»

Он действительно бросил, и пусть это не совершило чудес с цветом его лица, но выглядит Дэйв Гаан неплохо. Он подтянут и уверен в себе. Ясный, внимательный взгляд зелено-голубых глаз. Готов обезоружить любого шуткой или острым словцом. Заметив, что у его пресс-секретаря рука забинтована из-за ожога мясной подливкой, он интересуется, какое обезболивающее она принимает. «Хочешь что-либо узнать об американских транквилизаторах, спроси меня. Я на этом собаку съел».

Да, слишком близкое личное знакомство с транквилизаторами и составляло суть шалостей Дэйва. Его руки покрыты шрамами от внутривенных инъекций. То, что начиналось в 90-м как невинное развлечение во время Violation tour, быстро прогрессировало после того, как он оставил свою жену Джоан и переехал в Лос-Анджелес к Терезе Конвэй (Theresa Conway) * — журналистке, работавшей с Депеш Мод в Соединенных Штатах, которая в 92-м стала его женой. К моменту, когда группа снова собралась в Испании для записи нового альбома Songs Of Faith And Devotion, физически и духовно Дэйв Гаан был уже другим человеком. Кроме того, он был накачан наркотиками. Его самолюбие задевал затянувшийся депешевский имидж сопляка из синти-поп группы, которого не воспринимают всерьез, и он решил что-то предпринять, чтобы стать абсолютным воплощением рок’н’рола.

«Да, я думал: ‘Настоящих рок-звезд больше нет. Никто больше не хочет пройти весь этот путь. Так что же нужно? Чего здесь не хватает? Чего не хватает мне? Одно дело петь песни, но разве кто-нибудь обращает на это внимание?’ Так я создал монстра. Я ошибался, думая, что должен погрузиться в самый ад. И вот, я протащил свое тело через всю эту грязь, только чтобы доказать, что я могу это сделать».

Несомненно, когда Депеш Мод отправились в 14-ти месячный Devotional тур, тщеславие Дэйва попало на благодатную почву. Обслуживаемый безотказной армией персональных помощников, врачей и сопровождающих, Дэйв Гаан заставлял свое все сильнее сопротивляющееся тело подчиняться требованиям своего эго.

«Я совершенно не понимал этого в то время, но я стал пародией на самого себя. Помню, когда в Чили я узнал, что Курт [Кобейн] разнес себе башку, моей первой реакцией была злость. Я был взбешен. Я чувствовал себя, словно он украл мою идею, выиграл соревнование. Как будто он насмеялся надо мной. Я в самом деле чувствовал себя проигравшим».

Тур, наконец, закончился в середине 94-го года. Оправдание для Дэйва Гаана, чтобы вести себя как Бог, исчезло — но не его героиновая зависимость. К Рождеству того года он решился на реабилитацию. Записавшись в клинику в Аризоне, он провел там шесть недель и протрезвел. Выйдя, он опять сошелся со своей женой, и за ланчем сообщил ей о своем намерении оставаться чистым.

«Тогда-то мне все стало ясно — я говорю о моей дальнейшей жизни. Да, вскоре после этого я опять начал колоться, но тайно. Постепенно ей все это осточертело, и она решила уйти».

Крах его второго брака стал отправной точкой стремительного путешествия Гаана на самое дно. Каждая попытка завязать оканчивалась все более быстрым возвращением к героину. Один, дома или в Sunset Marquis, он казнил себя за свои неудачи.

«Вся моя жизнь рушилась, а когда Тереза бросила меня, у меня было оправдание еще больше увязнуть во всем этом. Я во всем упрямо шел до конца. Моя жена ушла от меня, мои друзья исчезли — так что я был брошен, окруженный наркоманами. Я, конечно, знал, что происходит — понимаете, у меня были деньги, у меня были наркотики, вот почему они были рядом. Я понимал это, и это разжигало мою злобу еще больше».

Он снова попадал в больницы, снова выписывался и направлялся в Marquis.

«Я не знаю, хотел ли я завязать. Но становилось очевидно, что вечеринка очень скоро закончится. Я должен был либо умереть, либо бросить наркотики».

В августе 95-го Гаан сделал еще одну попытку. Возвратившись из реабилитационного центра, он обнаружил, что его дом ограблен. Все пропало: телевизоры, звукозаписывающая аппаратура, два Harley Davidsons, даже столовые приборы. Уходя, воры переустановили код сигнализации. Код знали только он сам, несколько близких друзей и пара рабочих; Гаан понял, что это были не посторонние — его «друзья» мстили за то, что он решил завязать.

«Все казалось таким зловещим, как в паршивом голливудском кино, в котором я сам принимаю участие. Я подумал: мне действительно здесь не место. Наверное, если меня не будет, другим только станет легче жить».

Направившись в Sunset Marquis, он позвонил своей матери и сказал, что только что вернулся из реабилитационного центра. Однако она ответила ему, что он никогда не проходил реабилитацию — так ей только что сказали. То, что даже собственная мать не верит ему, было для Гаана последней каплей, чтобы решиться на драматический финал. Он укололся, пошел в ванную и перерезал себе вены, «все же надеясь, что кто-то придет ко мне на помощь». И помощь пришла. Он обмотал свои окровавленные руки полотенцами, но его подружка, увидев, что Гаан начал терять сознанье, бросилась и вызвала службу спасения. Порезанные запястья опаляла боль, но на анестезию не было времени.

«Парамедик только и произнес: «Придурок, это опять ты!» Одна и та же бригада парамедиков в Западном Голливуде приезжала и забирала меня не раз. Они стали называть меня Котом! Потом было что-то вроде: «Ты уходишь, Дэйв, ты уходишь…» Короче, на следующее утро я проснулся связанным, в психиатрической палате с обитыми войлоком стенами. Вначале я подумал, что я все-таки умер, а потом пришел психиатр и сказал, что в Калифорнии попытка самоубийства считается уголовным преступлением, поэтому я арестован за то, что пытался лишить жизни самого себя! Ха-ха-ха! Я рад, что теперь могу над этим смеяться».

Кот вызволил себя из смирительной рубашки и вернулся к своим старым привычкам. Сначала в Sunset Marquis, потом он снял квартиру в Санта-Монике, где стал ‘ширяться по-серьезному’ — это просто уму непостижимо — и прятаться от мира за все более непроглядным наркотическим туманом.

«Становилось все хуже и хуже. Было много других случаев передозировок, я приходил в себя на обочине в грязных кварталах, где жили дилеры, раздетый и ограбленный. Но всегда находились люди, которые поднимали меня. Мне приходилось ходить на встречи, но я был как воздушный змей среди этих трезвых людей. Невозможно себе представить худшего места, когда ты заряжен! Я выходил в туалет, кололся, потом возвращался, поднимал руку и говорил: «Я был чистым 30 секунд!» Мне хотелось их вывести из себя, но все это я делал с собой».

Вместе со всем этим в Лондоне работа над следующим альбомом Депеш Мод продолжалась. Весной прошлого года они все встретились в Нью-Йорке. «Это был компромисс, чтобы поддержать Дэйва», — вспоминает Флетч. Они намеревались провести там шесть недель, пока будет записываться вокал Дэйва. После шести недель лишь один трек был записан приемлемо.

«Я не мог петь, и только делал вид, что стараюсь», — подтверждает он.

Надо заметить, что Гаан принимал героин и кокаин вместе, так как по-отдельности они уже не действовали. Но даже так они все равно не работали, что раздражало его еще больше.

Он вернулся из Нью-Йорка, вооружившись планом «отправиться в психушку». «Только безумный мог повторять одни и те же действия, ожидая, что результат будет другим. Я не раз говорил себе это, но я притворялся, что со мной все в порядке, я могу это контролировать, я смогу это преодолеть… Но я не мог! Я определенно желал смерти. Я хотел узнать, что это такое – может это шанс попасть куда-нибудь в другое место и убежать от самого себя. Конечно, все это были только фантазии. Тогда я впервые осознал, что я наркоман».

«Был некоторый период, когда не имея дозы, я готов был колоть воду. Только чтобы прижать вату, затянуть жгут и уколоться. Для меня это было ритуалом. Да, теперь я понимаю, что я как шкодливый мальчишка возбуждался от этого, даже когда наркотики больше не действовали, это было важно. Я кололся, даже зная, что прихода не будет — это было так».

Дэвид Гаан отправился в лечебницу, выдержал две недели. Но новый виток в его падении привел его обратно в Sunset Marquis, где ранним утром 28 мая 1996 года он прередознулся в очередной раз. Частично очищенный организм не мог вынести такую дозу. Его подружка вызвала скорую. Дэйв начал синеть, произошла остановка сердца. В прошлом году Дэйв Гаан две минуты был официально мертв.

«Все было как в «Криминальном чтиве», и по пути в больницу сердце начало биться. Помню, первое, что я услышал, был голос парамедика: «Кажется, мы его потеряли…»

Ну, и каково это, быть мертвым?

«Все, что я могу вспомнить — было очень темно и очень страшно, и я думал, что все это ошибка. Я не ожидал, что это может произойти на самом деле. Мне казалось, что я смогу контролировать это, смогу сам выбрать день, когда Дэйв умрет. Вот до чего зарвалось мое эго. А когда я проснулся, коп надел на меня наручники и начал зачитывать мои права».

Дэйв Гаан провел две ночи в окружной тюрьме ЛА. Он получил возможность заново ознакомиться с этим учреждением. В настоящее время его выпустили под подписку, а в феврале суд вынесет приговор. Дважды в неделю он должен сдавать анализ мочи, и так будет на протяжении ближайших двух лет. Если он будет чист, то есть шанс, что обвинение снимут. Если же Кот вновь захочет испытать судьбу и анализ даст положительный результат — эти два года он проведет в тюрьме. Эта мысль настолько «отрезвляет», что он, кажется, действительно готов подчиниться.

«Так поступают в Калифорнии с наркоманами. Это нарушение закона, но я хочу сказать, что я был в одной камере с убийцами — теми, которые вышибают людям мозги. Я был угрозой для самого себя, но ведь не для общества!»

Гаан чист с того дня, когда он поднял трубку и попросил о помощи. Он прошел восстановительную программу в Exodus — клинике, откуда сбежали Курт Кобейн и Шэннон Хун из Blind Melon. Он рассказывает, что первые пять дней были просто ужасны: стянутый ремнями, под постоянным наблюдением, каждый час испытывая приступы абстиненции. А потом еще собрания, где такие же как он люди делились своим безумием.

«Впервые я слушал, как об этом говорил кто-то другой. Наркоману кажется, что на нем кончается мир, что он совершенно один во вселенной. Но оказывается, много людей разными путями проходят то же самое, что и ты. Когда я был в Exodus, я понял, что это дерьмо разрушило мою жизнь. Забрало мою душу, оставив пустоту. Пару лет это было великолепно. Я совру, если не скажу, что считал себя богом! Я чувствовал себя потрясающе — мне все было пофиг, я был недосягаем! Но все закончилось. Все быстро закончилось, и потом я постоянно стремился к потерянному раю».

«Таков выбор. В тот момент, когда я начну снова, я погибну. Я не могу отрицать, что моя жизнь стала лучше. Хотя я чувствую себя не очень хорошо, говоря это! Но в эти выходные я получил возможность провести время со своим сыном. Было здорово, мы ходили смотреть ‘101 Далматинец’! И я заметил то, чего я не замечал, когда был наркоманом, — как он смотрит. Он смотрит на меня с огромной любовью и привязанностью, но я никогда этого не замечал вплоть до прошлых выходных. Я мог смотреть ему прямо в глаза, и мне не было стыдно под его взглядом. Как будто это он был взрослым, а я долгое время был ребенком».

Когда он смеется, кажется, что внутри Дэйва Гаана все еще жив тот розовощекий паренек — эльф, поющий ранние песни Депеш Мод, воспоминания о котором он так отчаянно хотел стереть из истории, хотя растущее могущество Депеш итак сделало это в конце 80-х. Опасный старт был дан еще в юности, а крушение невинности только усугубило проблемы. Гаан, никогда не знавший своего отца, был близок к тому, чтобы причинить своему сыну те же страдания, которые испытал сам. С наркотиками он познакомился еще подростком.

«Впервые я попробовал героин лет в семнадцать, когда жил в заброшенном доме на King’s Cross. Мне не понравилось, потому что тогда была важна скорость. Сейчас я осознаю, что я очень легко попадаю в зависимость, тогда у меня сносит крышу и я готов на все. Да, все из-за этого. Бывало, я таскал барбитураты у моей мамы, она страдала от эпилепсии — так что, все началось с депрессантов. Моя мать тут ни при чем. Затем я пришел к более серьезным штукам. Алкоголь сопутствовал всему этому. Я точно назвал бы себя алкоголическим наркоманом. Я не могу отделить одно от другого. Если я выпиваю рюмку водки, то хочу выпить всю бутылку. Это было большой проблемой. Я не могу остановиться, пока не умру».

«И я снова принялся за героин, когда уехал жить в Лос-Анджелес. Где бы я ни был, я думал о нем. Вот когда появляются проблемы. Как только я просыпался, я думал о нем. Мое положение еще больше осложнялось тем, что я был наркоманом с деньгами. Бесконечный поток! Но все, чего я хотел — была моя доза. Меня не интересовали машины или самолеты со всеми прочими атрибутами «рок-звезды». Я был неспособен! Я не смел даже садиться на мой Харлей, потому что жил в каньонах… Вот в чем сумасшествие: я беспокоился о том, что попаду в автомобильную аварию, но я был счастлив, когда вкатывал дозу в вену. А последние несколько лет это происходило ежедневно».

Сейчас насколько тяжело тебе оставаться чистым?

Это гораздо легче, чем попытки поймать приход. Я это знаю. Попытки удержаться там и обмануть себя или кого-то еще. Это становится невыносимым, потому что ты все равно не добиваешься того, чего хотел. Я уже не могу припомнить то время, когда я принимал какой-нибудь наркотик и наступал кайф. Возможно, это было во времена Violator tour, тогда я глотал экстази после каждого шоу. Я не был отъявленным наркоманом в глазах общества, это воспринималось как-то отдельно. В моем доме в ЛА у меня была моя личная комната, она называлась «голубой» комнатой (дело, как вы понимаете, не в цвете стен: blue (амер. сленг) — находящийся под действием алкоголя или наркотиков, «под кайфом» — прим. перев.). Там в туалете я ширялся».

«Я помню, как писали о том, что Курт говорил что-то подобное, у него была коморка под лестницей. Комнаты было вполне достаточно. Я бы все время и сидел там с моей свечей и моей ложкой — да я так и делал. Тереза часто приходила и стучала, к нам в дом приходили гости, и…» Он запускает руку в свои аккуратно подстриженные волосы и заметно вздрагивает. Это первое внешнее проявление эмоций почти за час. Бог его знает, что творится у него внутри.

«Спросите — какого же хрена ты втянул себя в это дерьмо? если ты заигрываешь с дьяволом, тебе суждено гореть в аду. Я убедился, что героин — это дьявол, потому что он забирает у тебя душу. Наверное, Бог существует, но он предпочитает наблюдать со стороны, как ты увязаешь в этом. Остается одна оболочка. Я даже не мог смотреть на себя в зеркало».

Как ты реагируешь на людей, которые пьют или употребляют наркотики рядом с тобой?
Что если я прямо сейчас насыплю героина на зеркальце?

«Мне придется уйти. Потому что мне тоже захочется. Просто захочется попробовать, понимаешь, что я имею в виду? Март и Флетч — они пьют, Март много пьет. И они выпивают рядом со мной, а мне иногда очень трудно — не потому, что я хочу напиться, просто я чувствую себя не таким, как они. Это навевает нехорошие мысли. Но потом я тащу свою задницу на собрание, и это помогает. Я просто сижу час-полтора среди людей — там, где я не должен ничего говорить. Я не могу вести себя как обычные люди. Да, порой это тяжело. Где-то месяц назад был период, когда я постоянно размышлял: «Что за черт? Не так уж я был плох!» Я действительно пытался обмануть себя, что я мог бы попробовать еще разок, чтобы проверить!»

Кот возвращается…

«Да, он все время сидит на левом плече. Сейчас я это знаю. Есть так много вещей, ради которых мне стоит жить. Мне повезло, что рядом были люди, которые направили меня в нужную сторону и присматривали за мной. Но до сих пор бывает, что когда я сижу один, с любым [бывшим наркоманом] такое случается, мне очень тяжело. Но я знаю по опыту, что я уже не смогу найти там ничего нового. Может это Бог помог мне преодолеть наркотики и алкоголь, но я тоже в этом поучаствовал! Я слишком быстро сжигал свою жизнь. Иногда мне так хочется хоть немного… но, блин, я не хочу умереть сегодня. Шесть месяцев назад я был готов сдаться».

Когда мы подъехали к Эбби Роуд, там было обычное столпотворение туристов, глазевших на битловские граффити. Дэйв Гаан вышел из такси, и у всех отвисли челюсти. Им совершенно необязательно было знать, кто он — это не имело никакого значения. Перед ними была настоящая Рок-Звезда, во плоти. Крутой. Обаятельный. Яркий.

В этом и заключается трагедия Дэйва Гаанa: ему не стоило так неистово стремиться быть первым. Но по взгляду, которым он наблюдает за самим собой на видео, можно догадаться, что он многое осознал.

«Я много молюсь, — говорит он. — Я не молюсь о прощении, просто встаю на колени и благодарю Бога за то, что еще один день прошел в трезвости. Я молюсь, глядя в потолок, в надежде, что кто-то услышит. Ты знаешь, я чувствую себя намного лучше, делая это. Вера во что-то позволяет чувствовать себя лучше. Я не хочу снова попасть туда, теперь мне есть, что терять. Я не имею в виду группу — я имею в виду себя».

«Каждый день понемногу возвращается Дэвид, и он не такой уж плохой парень. Я сижу и смотрю Гарри Энфилда, и смеюсь до слез. Или плачу, когда смотрю мыльную оперу — я так давно не делал этого! Я не испытывал нормальных чувств! Я мог сидеть и смотреть канал погоды по 12 часов в сутки. Это не имело значения, парень, я был в полной прострации, дни проходили мимо, и годы проходили. А сейчас каждый день что-нибудь происходит — неважно, насколько это значимо — но я чувствую, что мне есть ради чего жить».

«Я хочу увидеть, как вырастет мой сын. Вчера утром, когда мы садились в машину, чтобы отвезти его домой, я спросил: «Так какая же твоя любимая группа?» Он повернулся и сказал: «Ха! Вы, конечно же!» Просто умница! Я очень надеялся, что он не скажет что-то вроде Spice Girls! Ничего против Spice Girls, но все же…»

…Но не все девятилетние мальчишки считают их классными. А вот этот мальчик 9-ти лет несмотря ни на что любит группу своего отца больше других. Как здорово, наверное, чувствовать такое? Дэйв Гаан даже не пытается разобраться в этом. Он только широко улыбается и тянется за n-ной сигаретой Marlboro Medium за этот день; пора немного расслабиться, прежде чем он присоединится к остальным внизу.

Он медлит. Серебристая сигарета потушена. Нет… Пожалуй, хватит. Даже у котов только девять жизней.

Перевод интервью с сайта: http://forum.depechemode.su